 |
 |
||
|
Энциклопедия парусных кораблей |
Корабли
До
1500 года
1500 - 1600
год
1600 - 1700
год
1700 - 1800
год
1800 - 1900
год
После 1900 года
Чертежи
1
страница
2 страница
3 страница
4 страница
5 страница
«Миранда»
|
 |
|
Шлюп "Миранда" с гравюры М.Бигера |
Английский шлюп «Миранда (Miranda), постройки 1851г, 3-мачтовый, деревянный, винтовой, 15 – пушечный, водоизмещением 1523 тонн, длиной 59 м., мощность машин 250 л.с. Командир шлюпа капитан Эдмунд Моубрей Лайонс. В 1862 году "Миранда" переквалифицирована в корвет.
"Черный туман в проливе Тонкий"
В.Дубровин
Крымская (Восточная) война началась 23 сентября 1853г.(по старому стилю)
объявлением Турцией войны Российской империи и одновременным открытием военных
действий на Дунае и Кавказе. 19 ноября русская эскадра разгромила турецкий флот
в Синопской гавани, а уже через месяц соединенный англо-французский флот вошёл в
Черное море. В конце марта 1854г. Англия и Франция объявили войну России
официально. В сентябре союзные войска высадились в Крыму и осадили Севастополь.
Пожар Крымской войны бушевал на обширных земных и морских пространствах
евразийского материка. Военные действия велись на Европейском Севере России, на
Европейском Юге, на Кавказе и в Закавказье, на Балтике, на Дальнем Востоке.
Весной 1855 года, союзники, после семи месяцев безуспешной осады Севастополя и
утраты иллюзий, что войну можно выиграть простыми средствами, решили ещё более
расширить географию войны, дабы установить полную морскую блокаду Крымского
полуострова, нанести удар по тылам Крымской армии, вынудить Россию отвлечь свои
силы на новый театр военных действий. Используя свой мощный военно - морской
флот, они захватили Керченский пролив и ввели т.н. «Лёгкую эскадру» из 16
английских и французских судов в Азовское море. Первым, 14/15 мая, подвергся
нападению союзной эскадры Бердянск.
От Бердянска основной состав эскадры направился к крепости Арабат, но шлюп
«Горячий» и канонерка «Спорщик» прямиком проследовали к Геническу, запереть вход
в пролив Тонкий для ищущих там спасения русских судов, а шлюп «Кроншнеп» послан
был крейсировать с той же целью у входа в Таганрогский залив. 16 мая состоялся
бой "Лёгкой эскадры" с крепостью Арабат. Последствия боя для союзников были
таковы, что четыре французских шлюпа срочно «ушли к угольным складам в Керчи»,
причём два из них имели заметный крен; оставшиеся 9 английских судов направились
к Геническу.
16 мая 1855 года жители хуторов на косе Арабатская стрелка с удивлением и
тревогой смотрели, как в течение нескольких часов плыли вдоль берега, на север,
один за другим, иноземные пароходы. Пароходы появлялись с юга, вначале возвестив
о себе дымком из – за горизонта, затем вырисовывались на самом горизонте,
приближались, проходили мимо, распахивая море форштевнями, чужие, враждебные и
угольный чад, приносимый от них ветром, тоже был чужд и таил угрозу. Казалось,
не будет им конца. Один начинал уходить за горизонт, и уж только дым и оставался
от него, но ещё раньше с юга возникал новый дым и через полчаса следующий
пароход проходил мимо. Пароходы были разные, большие и не очень, двух и
трёхмачтовые, винтовые и колёсные, прошёл даже двухтрубный.
«На Геническ» - говорили друг другу жители. Они уже знали о разгроме Керчи и
прорыве неприятеля в Азовское море. Жили на хуторах донские казаки, переселенные
на Стрелку при прокладке по ней Феодосийского почтового тракта в 1835 году.
Казаки содержали почтовые станции, обеспечивали сменных лошадей, постой
проезжавших и охрану тракта. Они здесь обжились. Хуторки утопали в садах, вокруг
зеленели ухоженные нивы. Но вчера посыльные на взмыленных лошадях доставили
приказ военного командования о срочном переводе тракта на новую дорогу через
Чонгарский мост и эвакуации с Арабатской стрелки почтовых станций, после чего
движение по косе запрещалось. Казаки доверху грузили возы казённым имуществом и
спешно отправляли их. Бросать обжитые места хуторяне не торопились, рассуждая,
что война когда – нибудь да закончится и может всё обойдётся. Забегая вперёд,
заметим, что не обошлось. Союзники выжгли и разрушили на Стрелке всё, что там
было построено руками человеческими, засыпали колодцы и после окончания войны
заселение этой 110 – верстной косы вновь начнётся с нуля.
С палубы флагманского шлюпа «Миранда» посматривал на косу капитан Эдмунд Моубрей
Лайонс, командующий «Лёгкой эскадрой». Настроение у капитана было самое
скверное. Он никак не мог избавиться от чувства унижения после неудачи с
крепостью «Арабат», вновь и вновь возвращался мыслями к эпизодам боя и не
находил утешения. Оставалось надеяться, что результаты нападения на Геническ,
где по его сведениям берег был завален десятками тысяч тонн грузов для Крымской
армии, а в гавани и на внешнем рейде скопилось свыше сотни торговых судов,
покроют эту неудачу. Эскадра должна была подойти ко входу в Утлюкский залив в
темноте, но Лайонса это не волновало. «Ласточка» и «Спорщик», отосланные им к
Геническу от Бердянска, кроме прочего имели приказ осветить вход эскадре.
Капитан полагал, что «Лёгкая эскадра» не встретит существенного сопротивления в
исполнении своих намерений. Геническ накануне Крымской войны представлял собой
небольшое селение (местечко) Мелитопольского уезда на 115 дворов, с почтовой
станцией на Феодосийском тракте и пристанью в проливе Тонкий, посещаемой только
каботажными судами.
Местечко существовало благодаря рыбной ловле, соляным промыслам, и морской
пристани. Чёрную икру и балыки осетровых из Геническа отправляли по тракту
почтовыми экипажами вплоть до Варшавы. Менее ценную рыбу в сушеном и солёном
виде увозили возами чумаки. Соль отправляли каботажными судами на Дон и по
азовским пристаням, много соли увозили чумаки. Сельское хозяйство на прилегающей
местности было представлено главным образом овцеводством. Вывозили отсюда шерсть
в Ростов, на тамошние шерстомойки, откуда она шла на экспорт. В 1853 -55 годах
местечко становится важным портом снабжения русских войск в Крыму. На каботажных
линиях к Ростову и Таганрогу работали сотни судов. Грузы – мука, зерновой фураж,
топливо, строительный лес, различные воинские отправления. В местечке и его
окрестностях, под открытым небом выросли склады, способные прокормить
стотысячную армию в течение полугода. Прибывали и убывали обозы в сотни подвод,
развозя грузы по назначению. Селение расширилось, появились новые причалы, новые
постройки.
Регулярных войск в Геническе не было, но это не значило, что местечко было
совсем уж беззащитно. Меры к охране берегов Азовского моря в общем плане были
приняты командованием заблаговременно. Начиная с марта 1855г, три донских
казачьих полка и усиленный батальон азовских казаков несли охрану северного
азовского побережья. Береговая линия от Геническа до Бердянска охранялась
конными сотнями 62 Донского казачьего полка подполковника Зарубина. Сотня стояла
в Геническе, сотня на Чонгарском мосту, сотня в Кирилловке и сотня в Бердянске.
Сам Зарубин со своим штабом и двумя сотнями казаков находился в Мелитополе. От
станицы Петровской и почти до Белосарайской косы тянулись земли Войска
Азовского, охраняемые, соответственно, азовскими казаками. Далее, в Мариуполе,
стоял с двумя сотнями Донского казачьего 66-го полка подполковник Кострюков.
Остальные четыре его сотни растянулись постами от Белосарайской косы до устья
Миуса. От устья Миуса и до устья Дона морские берега охранял Донской казачий
68-й полк. Командир полка подполковник Краснянский с двумя сотнями пребывал в
Таганроге. Всеми этими силами командовал походный атаман Войска Донского
генерал-лейтенант И.И.Краснов, имея штаб в Таганроге.
Казачьи полки, став на охрану, развернули непрерывную линию наблюдательных
постов по морскому берегу. В ближайших к морю селениях располагались их резервы
в первой готовности прибыть по вызову поста. На возвышенностях стояли маяки в
пределах видимости один от другого, с условными знаками для передачи известий и
этим казачьим семафором было связано почти всё северное побережье. Трёх конных
донских полков и усиленного батальона азовских казаков было вполне достаточно
для охраны в прежнее время, но с прорывом неприятеля в Азовское море, всё
изменилось. Союзники объявили о строгой блокаде портов Чёрного и Азовского
морей. Это значило, что они намеревались уничтожить всё судоходство,
рыболовство, торговую инфраструктуру (порты, пристани, склады и проч.), всё, что
принадлежит государству и всё, что может быть использовано российской армией.
Заботой же русских военных и гражданских властей стало всё это в максимальной
степени защитить и уберечь.
Командующий Крымской армией генерал – адъютант князь Михаил Дмитриевич Горчаков
имел кроме того свои опасения, что одной из целей прорыва союзников в Азовское
море было уничтожение недавно построенного Чонгарского моста, и старался убедить
в этом военное министерство и Александра II. После нападения «Лёгкой эскадры» на
Арабатскую крепость Горчаков писал Государю «…этот ничтожный форт не может
держаться и двух часов против горсти неприятелей, но мы его не оставили, и этим,
вероятно, удержали Чонгарский мост». Горчаков преувеличивал опасность. Союзники
не считали возможным идти небольшими силами напролом в глубину вражеской
территории, отрываться от поддержки флотской артиллерии и резервов, не имея
гарантированных путей отхода или эвакуации. Исключений из этих правил у них не
бывало. Ворвавшись в Азовское море, «посетив» Бердянск и удостоверившись, что
Керченской флотилии Вульфа более не существует, союзники перво - наперво уделили
внимание тракту на Арабатской стрелке, ещё числящемуся у них вторыми воротами в
Крым после Перекопа.
Нападение на Арабатскую крепость, на Геническ и разрушение переправы через
пролив Тонкий были звеньями плана перерезать эту важную коммуникацию.
Завершением плана явилось установление постоянной блокады 110 –вёрстной Стрелки
силами четырёх боевых судов. Пройдёт более месяца, выяснится, что тракт
переведен во внутреннюю часть полуострова и только тогда, в третьей декаде июня
и начнутся попытки проникновения к Чонгарскому мосту с разведывательными целями
английских лёгких шлюпок. С самого начала оставив мысли прорваться к мосту
силой, союзники предпримут попытки пробраться туда мелкими группами тайно. Они
будут перетаскивать шлюпки поперёк косы Арабатская стрелка, спускать их в Сиваш,
ночами разыскивать проходы в лабиринте сивашских мелей, но к мосту выйти так и
не смогут.
Подробные доклады по результатам разведки военные министры Англии и Франции
получат в июле. Тогда же союзное командование усвоит окончательно, что
заниматься Чонгарским мостом бесперспективно и все что потом предпринималось,
бомбардировки побережья, высадки мелких групп, если и имели к мосту какое – то
отношение то не более чем демонстрация угроз для отвлечения русских сил от
Севастополя. Горчакову же мнилась высадка союзного десанта в Геническе и прорыв
его к Чонгарскому мосту. В крайнем беспокойстве он посылает в Геническ одного из
флигель – адъютантов своего штаба, подполковника, князя М.Б.Лобанова –
Ростовского. В распоряжение подполковника поступали обе сотни казаков 62-го
полка – в Чонгаре и Геническе. Разрешили ему снять с охраны Чонгарского моста
Московский запасной пехотный батальон с двумя лёгкими пушками. Пехотного
батальона при двух лёгких пушках, усиленного одной-двумя сотнями донских казаков
должно было хватить для защиты от высадки соразмерного по силам десанта. В
случае же нападения неприятеля большими силами, отряд должен был отступить к
самому Чонгарскому мосту.
Всё, как будто разумно, но с такой путаницей в предположении намерений
союзников, участь самого Геническа, важного транспортного узла и базы снабжения
крымских войск, была заведомо незавидна и сильно зависела от того, как сам
подполковник на месте разберётся в сложившейся обстановке и справится с ней.
Тридцатипятилетний князь М.Б. Лобанов – Ростовский, прямой потомок Рюрика (как и
его шеф М.Д. Горчаков), прибыл в Геническ 14 мая и принялся деятельно готовиться
к отражению неприятеля. Времени у него было немного, всего двое суток. Князь
ознакомился с местностью и морем, продумал как использовать природные
особенности в целях обороны и приступил к делу. Что бы воспретить приближение
неприятельских кораблей к берегу и пристаням, Михаил Борисович решил затопить в
гирле четыре судна с углем, из числа, стоящих в проливе. Кроме того, князь
заставил увести все суда, стоящие в проливе, как можно дальше от устья, что бы
уберечь их от обстрела. Донские казаки были высланы в дозор по Арабатской
стрелке, для своевременного извещения о приближении неприятельских судов. Михаил
Борисович наметил, где расположить пехоту, где - артиллерию, как он будет
отражать десант. Самый угол Генического мыса спускался к берегу не особенно
круто; внизу спуска жители устроили огороды, защитив их валами.
За этими валами князь задумал поместить пехоту и оба орудия, что бы встретить
огнём приближающиеся шлюпки с десантом, а если высадка всё-же произойдёт, «…я
надеюсь опрокинуть её пехотой и казаками, полагая что на мелководных пароходах
не может быть десантного войска, несоразмерно превосходного нашему». Решив
затопить суда с углем он, кажется, уже не принимал в расчёт неприятельскую
артиллерию: «… ближайшее расстояние, на которое они (неприятельские пароходы)
могут подойти к пристани, будет около 3-х верст. Шальные ядра их могут долетать
до последних домов местечка, но не достигнут судов в проливе». Настроение князю
подняло прибытие на рассвете 16 мая из разгромленной Керчи трёх гребных
канонерок с тридцатью восемью азовскими казаками при шести трёхфунтовых пушках,
под командой хорунжего Засорина.
Азовские казаки, до начала войны охранявшие своими канонерками кавказское
побережье, имели хороший боевой опыт пограничных сражений на море и на суше,
были умелыми воинами, превосходными стрелками и отважными мореходами. Они сумели
пересечь на вёслах море, в котором рыскало полтора десятка неприятельских
пароходов и успеть к Геническу за два часа до прихода двух первых английских
судов. Такому пополнению можно было только радоваться. Михаил Борисович
распорядился разместить их пушечки батареей, «на правом фланге батальона». Свои
соображения вместе с обстоятельным описанием всего, что он сделал за истекшие
сутки, Лобанов – Ростовский отослал курьером Горчакову. Рапорт дышал
уверенностью, что всё обойдётся. На самом же деле, он должен был вызвать тревогу
у искушенного человека. Посудите сами. Первое что бросается в глаза - князь
полностью проигнорировал оборонительный ресурс высокого материкового берега,
который можно было уверенно удерживать, даже несмотря на сильный огонь
корабельной артиллерии. Ни слова в рапорте нет о защите пролива от атак мелких
судов неприятеля, так, словно тот заранее принесен в жертву. Не силён был наш
подполковник в морской артиллерии: он полагал, что три версты - это предел
досягаемости корабельных орудий и когда поймёт, что неправ будет слишком поздно
для него. К тому же он не вполне разобрался с вопросом, насколько, собственно,
сможет приблизиться к берегу неприятель. Обратимся к старой лоции. Там записано,
что пролив, впадая в море, своим течением прорыл в береговой отмели канал,
«гирло», глубиной 3 метра, но в миле от берега канал пересыпан протяжённым
песчаным баром, проходящим параллельно береговой черте и эта подводная гряда на
двухметровой глубине препятствовала глубокосидящим судам проходу в пролив и
приближению к берегам. Так что на две, но не на три версты, как мечтал князь
могли подойти к берегу самые мелкосидящие канонерки англичан. И не было смысла
топить в гирле суда с углём, напрасная трата времени, напрасный урон казне.
Оборонительный план Михаила Борисовича по меньшей мере наивен, приняв его к
исполнению, он уже проиграл своё сражение, задолго до того, как оно началось. А
ведь объективно, при внятном командовании всё должно было обойтись относительно
благополучно, сил в отряде хватало. По крайней мере, каботажный флот, уведенный
далеко в пролив, имел все шансы уцелеть, до единой посудины. Пристанские склады
пострадали бы от обстрела неизбежно, но гладкоствольная артиллерия на дальних
дистанциях не так уж и страшна и большая часть складов тоже имела хорошие шансы
сохраниться. Если что и было обречено – так это 8 греческих или финских крупных
торговых судов с большой осадкой, стоявших на Геническом рейде, но тут ничего
сделать было нельзя, не было для них на Азовском море места, безопасного от
пушек союзников.
Они первыми и были сожжены неприятелем. Шлюп «Ласточка» и канонерка «Спорщик»
прибыли на рейд Геническа 16 мая, около 8 утра. Михаил Борисович определил
колёсный шлюп как «большой пароход» а двухорудийная канонерка представилась ему
как «30 –пушечный фрегат», о чём и последовало донесение в штаб армии. С
кораблей сразу же были спущены на воду баркасы с вооружёнными матросами.
Англичане поднимались на борта торговых судов, приказывали командам немедленно
съезжать на берег, разливали по палубам горючие смеси. Ближе к полудню «купцы»
начали загораться один за другим. Пламя быстро охватывало деревянные корпуса,
широко отражалось в воде, поднималось высоко вверх. Команды горящих судов
толпились на берегу, не находя себе места. Жители местечка выходили на склоны,
глядели на пожары, говорили вполголоса о главном - будут или не будут
«покровители магометан» жечь Геническ. Суда на воде горели весь день всю ночь. И
всю ночь было слышно в местечке то тут, то там сдержанный говор, изредка
поскрипывание и стук телег – кто-то из жителей уходил в окрестные селения, к
родственникам, знакомым, увозил свой скарб. Некоторые просто уходили в степь
переждать лихо. Многие, однако же, оставались.
Тем временем, на свет горящих судов подходили и становились на якоря один за
другим суда «Лёгкой эскадры»: шлюпы «Миранда», «Везувий», «Стромболи»,
«Горячий»; канонерки «Весер», «Рекрут», «Стрелка», «Гончая», «Рысь». С
наступлением утра 17 мая первые солнечные лучи осветили догоравшие останки
«купцов» и эскадру на рейде из 11 британских пароходов. Лобанов-Ростовский в
своём рапорте указал численность неприятельской эскадры 16 судов. Скорее всего,
англичане привели с собой несколько захваченных по пути парусников, которые
князь не сумел отличить от паровых канонерок. Как бы то ни было, рапорт князя
лёг в основу военной сводки Крымской армии за тот день, и во всех российских и
советских исторических публикациях до сего дня повторяется эта путаница. Между
тем, англичане не собирались напрасно терять время. Утром капитан Лайонс долго
рассматривал в бинокль окрестности. В здешних местах материковый обрывистый
берег, высотою около 10 метров, тянется от севера к югу, изломом поворачивает на
запад, образуя мыс. С востока мыс омывается морем, с юга – проливом Тонкий.
Пролив отделяет от материка косу Арабатская стрелка, уходящую на сотню вёрст к
югу и соединяет Азовское море с лиманом Сиваш...
Геническ расположен на
возвышенности мыса, обрывы и склоны которого у подножия окаймлены полоской
низменной земли, шириной от 10 до 30 метров. На этой полоске в проливе и
разместился порт, с причалами, конторами, амбарами, открытыми складами
продовольствия, зернового фуража, угля и лесоматериалов. Противоположный
крымский берег пролива был гол и пуст, ни малейшей постройки, ни даже
рассохшейся лодки на песке. В самом проливе, на якорях теснилось около сотни
каботажных судов. Паром через пролив располагался у выхода в море. В этом месте
ширина пролива составляла 80 метров, далее, к Сивашу, он расширялся. Капитан
повёл биноклем влево. Там, на крымской земле, в пятистах метрах от устья
пролива, лепились друг к другу несколько хижин генической слободки. Лайонс пожал
плечами и вновь обратил свой взор на северный берег пролива. Разглядывая
обширные портовые склады, он неторопливо прикидывал, насколько план нападения на
Геническ, разработанный на борту адмиральского линкора, соответствует реальной
обстановке. Командиры «Ласточки» и «Спорщика» наблюдали за местечком весь
прошедший день и точно установили силы русских войск. Две лёгкие полевые пушки (Лайонс
рапортом сообщил - шесть), и батальон стрелков - весомый аргумент против входа в
пролив британских шлюпок. Забросать бомбами русскую артиллерию британцам был не
вопрос, но это мало что меняло. Сам пролив просто ловушка: узок, простреливается
насквозь; портовый берег загромождён строениями и грузами, удобен русским для
засад; береговой обрыв удобен для их стрелков. К тому же корабли не смогут
постоянно сопровождать шлюпки огнём своих орудий - слишком близко шлюпки будут к
противнику и слишком далеко от кораблей. Из этих обстоятельств вытекало решение
- шлюпочному отряду в пролив не входить. После длительного обстрела порта и
города с кораблей, пушечные баркасы должны будут приблизиться к входу в пролив
на безопасное от русских гладкоствольных ружей расстояние (300 - 400 м.) и
прицельным огнём своих орудий и ракет усилить пожары в порту и уничтожить
ближние суда в проливе. При необходимости продолжить бомбардировку до темноты.
На Геническ эскадре были отведены сутки.
Около 8 часов с «Миранды» дали несколько сигнальных пушечных выстрелов и ровно в
8-00 к пристани на шлюпке прибыл парламентёр, командир шлюпа «Ласточка»,
коммандер (капитан – лейтенант) Фредерик Крауфурд с переводчиком. К ним явился
сам князь, подполковник Лобанов - Ростовский. Соблюдая самую изысканную
учтивость, парламентер предложил от имени командира эскадры русскому
командованию сдать или уничтожить самим суда, все провиантские склады и запасы,
принадлежащие правительству, тогда, мол, частную собственность пощадят, иначе
город будет сожжен и взят. От князя он получил такой же учтивый отказ. Ещё
некоторое время всё было спокойно. Солнце уже высушило утреннюю росу набиравшими
силу лучами. Всюду ласкала глаз молодая зелень. Воздух, терпкая смесь морской
солёной свежести и весенних ароматов степного разнотравья, распирал грудь,
радовал сердце, волновал мысли. Шустрые генические мальчишки, убежавшие тайком
из дома ещё затемно, уже несли домой низки пойманных бычков. Кричали и дрались
чайки над проливом. Тянулась из степи в местечко, припоздавшая валка (обоз)
раннего чумака. А в это время, британские пароходы, вымеряя глубины, подходили
на минимально возможное расстояние к берегу, становились на якоря, команды
готовили орудия к бою. Затопленные в море суда с углем ничуть не помешали
неприятелю. Все корабли расположились на расстоянии от 2 до 3 верст от берега, в
соответствии с осадкой каждого. Опасаться ответного огня с берега англичанам не
приходилось. Лёгкие 6-фунтовые пушки русских имели максимальную прицельную
дальность стрельбы ядрами 800 метров, дальность поражения картечью – 350 метров.
Капитан Лайонс перенёс свой флаг на «Гончую», которая имела возможность стать
гораздо ближе к берегу, нежели «Миранда.
В 10-00 началась бомбардировка Геническа. Городок и сейчас невелик, а тогда был
меньше полуверсты по берегу моря и пролива. На этот пятачок и должны были
обрушить огонь чуть ли не 40 орудий. Но сперва англичане весь свой огонь
сосредоточили по береговым пристанским и складским площадям, по судам у
причалов. Залетали снаряды и в местечко, причиняя беспокойство пока что больше
жителям, чем войскам, укрытым за стенами строений. Глухие раскаты пушечных
залпов с моря, шипенье пролетающих снарядов, частый, беспорядочный грохот
разрывов в порту наполнили селение. То тут, то там в порту, иногда – в местечке,
с грохотом вырастали и тут же опадали тёмные султаны взрывов. Воздух заполнялся
пылью, мешавшейся с чёрный дымом начинающихся пожаров и пропитывался запахом
гари. Высоко в воздухе перекрещивались белесые следы от боевых ракет и запальных
трубок летящих бомб. От кораблей эскадры отвалили и, не торопясь, направились к
входу в пролив пять больших шлюпок - баркасов. Десант, подумал князь. На самом
деле он видел отряд вооружённых шлюпок, нечто вроде гребных канонерок. Каждая
шлюпка имела на борту орудие и десятка полтора штуцерных стрелков, не считая
гребцов. Командовал отрядом лейтенант с «Миранды» Джон Маккензи.
Долгих три часа, пока длился обстрел порта, англичане на баркасах промеряли
глубины моря, выбирая позиции для стрельбы как можно ближе к причалам, не
обошлось при этом и без посадок на мель. Отдельно держалась ещё одна шлюпка,
поменьше, типа гребной катер, с фальконетами (маленькими шлюпочными пушечками) и
станком для запуска боевых ракет. Приблизившись в пределы досягаемости ближних
причалов своими фальконетами, она всё палила зажигательными снарядами и ушла,
как только расстреляла заряды и выпустила все ракеты. Князя неприятно поразило,
что против его расчётов, порт и местечко, а главное его войско оказались в зоне
полной досягаемости корабельной артиллерии. Ещё более неприятным сюрпризом было
увидеть орудия на десантных, как представлялось ему, баркасах. Орудия эти были
куда большего калибра чем две его полевые пушки. Картечь из пяти таких стволов
почти в упор – к такому Михаил Борисович готов не был. О том, что бы под этой
картечью вести пехоту на берег нечего было и думать. Отражать неприятеля
ружейным огнём с обрывов и склонов он, повидимому, тоже посчитал невозможным,
может потому, что для стрелков не было вырыто наверху ни одного окопа, не
насыпано ни метра защитных валов. Устроенная им батарея трёхфунтовых орудий
оказалась совершенно открытой для губительного обстрела с моря. План его по
отражению десанта, великолепный ещё вчера, сегодня никуда не годился. Князь был
в большом затруднении.
Капитан Лайонс находился на борту канонерки «Гончая». Он пристально наблюдал за
берегом, разговаривал с командиром канонерки, то и дело окликал наблюдателя,
сидящего на мачте. Лайонс высматривал, когда же обнаружат себя русские стрелки,
засевшие в порту (он не сомневался что они там засели), но только нескольких
человек, покинули берег в самом начале обстрела. Время шло, всё так же грохотали
орудия, запылали суда у причалов, постепенно загорались и склады, там тоже кое –
где показалось пламя. Пыль и дым, мешаясь, затягивали пролив чёрным рваным
туманом, всё более затрудняли наблюдение, но никаких признаков присутствия войск
на берегу не просматривалось. Лайонс не мог поверить, что порт оставлен без
защиты. Порт со всеми его складами брошен, значит, брошен и пролив со всеми
стоящими в нём судами. Что же тогда вообще собрались защищать русские своим
усиленным казаками батальоном? Местечко? Горстка мазанок с несколькими домами не
нужны британскому флоту. Впрочем, нужно быть внимательным, возможно их войска
начнут занимать позиции по окончанию бомбардировки. Капитан щёлкнул крышкой
часов, взглянув на стрелки, приказал ровно в 13-00 поднять сигнал о переносе
огня эскадры на местечко.
В 13 часов эскадра перенесла весь огонь на селение. Около 40 орудий осыпали
Геническ своими смертоносными посылками. Грохот разрывов потрясал душу, вспышки
пламени, клубы дыма и пыли, вид летящих и прыгающих по земле ядер и бомб,
рушащихся построек вселяли страх, подавляли волю, не давали собраться мыслям.
Обстановка, могущая смутить и бывалого человека. Новый план защиты у Михаила
Борисовича не складывался. Его солдаты были пока укрыты от обстрела за стенами
строений, но как знать, сколько долго можно было надеяться на эти стены.
Смутился ли Михаил Борисович, совсем ли потерял голову, или напротив, в точности
выполнял инструкции Горчакова, только он приказал своему войску, не сделавшему
ни одного выстрела, не потерявшего ни одного человека, покинуть местечко и
маршировать по дороге на Чонгар. Из его рапорта: «Десант… не превышал 300
человек, я не подумал бы минуты, чтобы идти ему навстречу, но меня останавливал
адский огонь,… я не решился пожертвовать бесполезно горстью людей… с истинным
отчаянием приказал отступать». Горстью людей Михаил Борисович называет 750
человек вверенного ему войска, а десант… существовал только в его воображении.
Командиры построили свои взводы, роты и двинулись куда приказано.
Уходили азовские и донские казаки, конная артиллерия. Князь не оставил в
местечке ни дозора ни казачьего разъезда для наблюдения за неприятелем, что
можно объяснить лишь одним – намерением действительно удалиться очень далеко –
за 30 вёрст, к Чонгару. На «Гончей» наблюдатель с мачты крикнул вниз «Они
уходят, сэр!». «Лейтенант Хеветт, проводите их бомбами!», приказал капитан
командиру канонерки. План, кажется, более чем удавался, только бы не случилась
какая-либо неожиданность. «Прикажите наблюдателю на мачте смотреть лучше!» -
сказал Лайонс – «русские - мастера на сюрпризы». «Да, сэр!» подтвердил Хеветт,
но что-то мелькнуло в его глазах – вся «Лёгкая эскадра» знала о конфузе Лайонса
у Соловецкого монастыря, где «Миранда» попалась в артиллерийскую засаду монахам.
Тем временем войско князя маршировало дорогой к Чонгарскому мосту. Вслед ему
гаубица «Гончей» с интервалом в 2 – 3 минуты посылала 68 фунтовые бомбы,
падающие в стороне от колонн - артиллеристы напрямую не видели цели и стреляли,
руководствуясь указаниями наблюдателя на мачте. Но вот, артиллерия кораблей
прекратила огонь и на мачте «Гончей» подняли сигнал – приказ шлюпочному отряду
продвигаться вперёд.
Приблизившись к устью пролива, баркасы открыли частый огонь зажигательными
снарядами и бомбами по переправе, причалам, складам, судам. К ним присоединились
ещё несколько небольших шлюпок со станками для запусков ракет. Через полчаса
порт и пролив совершенно заволокло дымом и пылью, сквозь которые тут и там
пробивались языки пламени. Расстреляв ракеты и орудийные заряды, шлюпки
возвращались к эскадре. Полуденное солнце распалило зной под стать летнему. Утих
ветер, перестал раздувать пожары и на глазах всей эскадры в проливе оседала
пыль, улегалось тут и там пламя, редел дым. Стало видно, что и пожары не так уж
обширны и склады пострадали не сильно и суда в проливе остались нетронуты.
Горели, собственно, лишь несколько судов у пристаней. И насколько охватывал
окрестности глаз наблюдателя с высокой корабельной мачты, не было видно ни
одного человека с ружьём, ни пешего, ни конного. Лайонс отправил лейтенанту
Маккензи приказ возвратиться, войти в пролив, сжечь все суда до единого.
Лейтенанту «Миранды» Баклею, бывшему при нём, капитан поручил возглавить группу
поджигателей и высадиться в порту под защитой отряда баркасов. Пять баркасов
лейтенанта Маккензи вновь направились к проливу. Приблизившись, англичане
обстреляли берег из штуцеров, затем вошли в пролив. Зорко глядели стрелки,
готовые открыть огонь в любой момент. Но берег был пуст, на причалах, среди
складов, строений - ни души. Под прикрытием баркасов проскользнула в пролив
лёгкая 4-х весельная шлюпка – гичка, в ней - два лейтенанта и два матроса,
имевшие с собой всё, что нужно для поджогов. Гичка подплыла к пристани, офицеры
с матросом высадились, оставив на вёслах гребца. И тут, из местечка, сверху, с
обрывов, захлопали нечастые выстрелы. Кто остался там, кто мог стрелять по
неприятелю, сколько их там было, до сих пор загадка. Возможно, стреляла охрана
складов, десяток солдат инвалидной команды с допотопными ружьями.
Дымки выстрелов были заметны с палубы «Гончей». «Вот Вам русский сюрприз,
лейтенант» - сказал Лайонс, опустив бинокль. – «Они оставили снайперов на
склонах. Не думаю, однако, что эта горстка стрелков нам помешает. Будь их больше
– другое дело». Штуцерники из баркасов открыли по «снайперам» частую стрельбу,
не давая прицелиться, между тем как высадившаяся троица поджигателей, прячась от
пуль, перебегала с факелами от склада к складу, от штабеля к штабелю, от бунта к
бунту, заставляя разгораться всё новые и новые пожары. Это продолжалось около
часа. В конце - концов, так и не завершив дело, поджигатели вернулись в шлюпку и
торопливо отчалили. Должно быть, к тому времени и заряды у «снайперов»
закончились.
Стрельба с обрывов прекратилась, пять вооружённых баркасов лейтенанта Маккензи
направились дальше в глубину пролива, жечь стоящие в нём суда. К пожарам в
местечке и на причалах прибавились пожары в проливе, расползающиеся всё дальше,
по мере продвижения баркасов. Команды многих судов топили свои посудины, дабы
избежать сожжения, сами выбирались на берег, собирались мелкими группами, ждали,
чем всё кончится. Между тем отряд князя два часа маршировал по дороге на Чонгар,
проходившей сбоку пролива, по высокой части местности. О чём думал командир,
сдавший неприятелю без единого выстрела всё, что он обязан был по своему долгу и
чести защищать, не знает никто, но удалившись на 5 вёрст, князь остановил свой
отряд «на колодезях». Там, с сивашского мыса был виден пролив, затянутый дымом
горящих судов.
Было около 15 часов, когда князь решился вернуться, как написано в его рапорте,
«наказать неприятеля», зашедшего в пролив слишком далеко. Он выступил обратно к
Геническу с двумя ротами пехоты, двадцатью конными донскими казаками, азовскими
казаками и двумя полевыми пушками, после двухчасового марша остановил войско в
полутора верстах от селения. Не имея наблюдения за противником, он не мог знать,
чего ему ожидать со стороны горящего городка и вынужден был оставить на дороге
две роты солдат в качестве прикрытия. С остальными Михаил Борисович принялся
спускать пушки к проливу. В проливе распоряжались как у себя дома 5 баркасов
лейтенанта Маккензи, с пятью отнюдь не лёгкими орудиями и чуть ли не сотней
штуцерных стрелков. У Михаила Борисовича было 58 казаков и 2 лёгкие пушки,
бесполезные даже против штуцерных ружей. Силы были слишком неравны и трудно
сказать понимал ли это князь, не намеренно ли шел со своим маленьким отрядом на
гибель. Если так, то ему снова не повезло. У англичан ни на одной шлюпке не
осталось ни одного заряда к орудию - они их расстреляли ещё прежде чем вошли в
пролив, а патронов, после того как битый час вели беглый огонь по «снайперам»,
осталось не столько что бы ввязываться в новый бой. Спасение виделось им только
в вёслах и стрелки, побросав ружья, ухватились в помощь гребцам. Стонали
уключины, гнулись вёсла, грузные баркасы неслись вниз по течению, а оно довольно
сильно тянуло в море – на крымских речушках, впадающих в Сиваш, только
закончилось половодье.
Всё это происходило в районе старинного брода Тонка вода, тайного пути в Крым в
незапамятные времена. Вёснами низменные берега здесь мокрые и пушкари князя не
смогли подвезти орудия к самой воде, да и некогда было – шлюпки уходили на
глазах. Огонь открыли с расстояния 150 сажен (300 метров), т.е. почти на
предельной дальности для картечи лёгких пушек. После первых пристрелочных
залпов, шлюпки были уже вне зоны поражения и артиллеристы перешли на стрельбу
шрапнелью. Всего было сделано 19 выстрелов. Отрезать шлюпки от выхода из пролива
не удалось, но на орехи британцам досталось под торжествующие крики судовых
команд, собравшихся на берегу. Всё это происходило всего в двух милях от
английских кораблей, на глазах командующего эскадрой. «Ещё один русский сюрприз,
Хеветт» - сказал Лайонс. – «Вы можете угостить русских бомбами?» «Да, сэр!» -
сказал командир канонерки - «Но на такой дистанции стрельба неверна, нашим
матросам в шлюпках может достаться ничуть не меньше. Лучше мы накроем бомбами их
пехоту на горе». « Можете!»- согласился Лайонс. Гаубица «Гончей» утробно ухнула,
через пару минут – снова, потом – ещё. Полетели бомбы на две роты, оставленные
князем на дороге, впрочем, все - мимо. Князь вернулся к своей пехоте, отвёл
солдат несколько подальше.
В рапорте капитана Лайонса «…Хотя несколько из них (шлюпок) были поражены
шрапнелью и картечью, к большому счастью только один человек был легко ранен».
Видно капитан писал свой рапорт больше для газет, он и количество русских орудий
для пущей доблести британцев удвоил. Князь в своём рапорте, ссылаясь на
показания казаков и моряков из судовых команд, указал 15 англичан, «павших в
шлюпках» от картечи. Собственно, этим эпизодом на текущий день всё было
окончено. На истерзанную землю опускался вечер. Михаил Борисович вернул своё
войско «к колодезям» и стал там лагерем. Английские корабли подняли на борт
шлюпки и ушли для ночёвки на рейд. Наступила ночь.
Под обрывами в порту, у воды, ярким пламенем полыхали пожары, освещая землю,
море, далёкие пароходы. Над сивашами взошла полная луна, в свете пожаров она
побледнела и в недоумении взирала с небес на дикую пляску огня. Наверху обрывов
курился в ночи городок, как потухающий вулкан, выбрасывая то тут, то там снопы
искр и языки пламени. Князю нужно было кормить своё войско и он отправил
охотников - человек сто казаков и солдат в разгромленный Геническ «за
продовольствием и для разведки неприятеля». Сам командир ожидал назавтра
распространения военных действий англичанами и был занят составлением плана
новой расстановки своих войск. Он, кажется, так ничего и не понял, но после
вылазки в проливе воспрянул духом. В планах у Михаила Борисовича вновь всё
выходило великолепно. В завершении рапорта Горчакову о прошедшем дне князь бодро
строчит: «Я занимаю Чонгарский мост, имею пикеты на проливе против самого
Геническа и на море и высылаю разъезды от себя и от сотни, стоящей у моста, на
15 верст с обеих сторон по Сивашу. Надеюсь, что неприятель меня не обманет и не
обойдет».
Между тем склады в порту продолжали полыхать, никто их не тушил, так что со
временем загорелось и то, что не позволили поджечь англичанам «снайперы».
Капитан Лайонс мог с полным основанием считать план свой выполненным. Оставаться
здесь дольше британцам не было смысла, да и не позволяло время. Следующая их
задача - прибыть к Таганрогу, самому большому городу и порту на Азовском море и
неизвестно, что их там ждало. 18 мая, с рассветом, они снялись с якорей. С утра
вновь задул свежий восточный ветер. Не поднимая парусов, густо дымя, эскадра
взяла курс на Таганрог. С облегчением перекрестился батюшка Генической церкви,
получившей по его словам «19 ран». Ещё повсюду дымились головешки, но уже
хлопотали у своих повреждённых жилищ геничане, поправляя на скорую руку что
можно.
Май месяц – время, когда ранний чумак гонит свои первые валки с солью с
Арабатской стрелки на материк. К полудню несколько десятков добродиев в расшитых
сорочках остановили своих круторогих волов у самой воды, смотрели через пролив
на догоравшие портовые склады, на курящийся Геническ, сокрушённо чесали затылки
у сгоревшего парома: «Та хай йому грэць!» Михаил Борисович вернул своё войско в
местечко только около полудня. Так и не установив постоянное наблюдение за
неприятелем, он прозевал уход эскадры ранним утром, позволив пожарам полыхать
ещё половину дня. Из его рапорта следует, что в порту сгорело около 20 тыс. тонн
хлебных запасов, уцелело около 3 тыс. тонн. Из 98 судов, стоявших на рейде и в
проливе, сожжено 48, ещё 21 судно потоплено, в большинстве случаев командами,
для сохранения от сожжения. На плаву остались 29 судов, спасённых князем той
бесшабашной вылазкой. Трудно представить, с каким чувством читал рапорт обо всех
этих несчастьях князь Михаил Дмитриевич, так обнадеженный Михаилом Борисовичем
двумя днями раньше.
У Горчакова и без того было неприятностей сверх меры с одной только Керчью. А
через несколько дней, после получения им рапорта из Геническа, 26 мая, союзники
в Севастополе взяли штурмом Селенгинский и Волынский редуты, а так же Камчатский
люнет. Видный историк, академик Е.В.Тарле пишет по этому поводу: «Наблюдавшие
поведение Горчакова и его начальника штаба Коцебу, в деле защиты Селенгинского и
Волынского редутов и Камчатского люнета, возмущались легкомыслием, с каким
командование путало и портило дело». Что – то очень похожее просматривается и в
поведении князя Лобанова – Ростовского в организации отражения нападения на
Геническ 17 мая. Действия англичан ясно показали, что нападение это было
направлено на разрушение переправы через пролив, на уничтожение судов и
пристаней, на лишение Крымской армии запасов, накопленных в местечке.
Между тем, оставив всё, что действительно нуждалось в защите, командующий
отрядом подполковник Лобанов – Ростовский удалился «отражать» мнимую угрозу
Чонгарскому мосту. Что и предопределило полный успех англичан в осуществлении
ими своих замыслов в Геническе. И уж точно печать этого легкомыслия лежит на
военной сводке событий дня 17 мая, представленной штабом Крымской армии: «…после
2-х часовой бомбардировки союзники пытались высадить десантные отряды в
Геническе. Высадка была отбита двумя ротами пехоты и казачьей командой …». В
завершение всего, 13 июня 1855 года, приказом командующего по Южной армии князя
Горчакова, князь Лобанов-Ростовский, за боевые действия при Геничах награждён
золотою саблею.
Правда, правительство не разделило восторга командующего по поводу подвига его
флигель - адъютанта и открыло следственное дело, именовавшееся: «О сожжении
неприятелем казенного провианта в Геническе». Должны были быть названы виновные
по этому делу и представлены к взысканию. Следствие тянулось долго, и было
прекращено после окончания войны по высочайшему повелению, сильно смахивающему
на амнистию в нашем нынешнем её понимании. Но всё это шло само по себе, а служба
князя текла сама собой. 30 мая он был отозван Горчаковым в Севастополь,
находился там при командующем во время бомбардировок и штурма, а 8 июня вновь
вернулся в Геническ и командовал местным, всё увеличивающимся отрядом до 1
августа, так что наломал ещё достаточно дров. Затем он был вновь отозван
Горчаковым и 4 августа назначен командиром Владимирского пехотного полка в
Севастополе. К счастью солдат и офицеров, их полк к тому времени был выведен из
сражений и более в них не участвовал.
Об успехе эскадры в проливе Тонкий взахлёб писали английские газеты. Были
объявлены герои – те два лейтенанта и матрос-канонир, поджигавшие склады в
порту. Офицеров продвинули по службе. Через две недели лейтенант шлюпа
«Ласточка» Хью Бургойн стал командиром канонерки «Спорщик». Лейтенант с
«Миранды» Сесил Баклей через две недели тоже получил в командование канонерку -
злополучную «Змею», разбитую в бою с керченскими пароходами. По окончанию войны,
когда будет учреждена высшая награда Британии для рядовых чинов и младших
офицеров - «Крест Виктории», её вручат одним из первых обоим лейтенантам и
бывшему с ними матросу-канониру шлюпа «Горячий» Джону Робартсу. Лейтенант с
«Миранды» Джон Маккензи за командование шлюпочным отрядом в проливе Тонкий
получил очередное звание «коммандер» (капитан – лейтенант). Оставив за кормой
разгромленный Геническ, «Лёгкая эскадра» следовала к Таганрогу.
продолжение: "Арабатская стрелка в июне 1855 года"
